А я дочке написала,когда ей 3 года было От такой щемящей нежности к ней Поэтом естественно не являюсь

Одуванчик-солнышко в ладошках принесет

маленькая доченька-,раньше всех встает

Праздник начинается с самого утра,

День рожденья кукле праздновать пора

А к обеду книги сядем мы читать

Принцы и принцессы к нам придут опять

Мы из пластелина слепим "чудеса"

Вот пришла к нам белка,вот пришла лиса

Вот пришла и кошка с" выводком котят"

Котятам стало скучно, они играть хотят

Только разыгрались..вечер за окном

Ночь неспешным шагом входит в сонный дом

Посмотрю в окошко,месяц попрошу

Покачать немножко колыбель твою

О, Боже. Мне хватило нескольких строк. Мне аж не плакать себе до сих пор (((Забила в поиске цветаева и дочь.Это ппц, товарищи.Кстати, я тоже не смогу наслаждаться творчеством (пусть и прекрасным), если моральные качества автора мне претят.

Да все творческие люди чуть того. Теперь не смотреть «Карнавальную ночь», потому что там Гурченко снимается. Она тоже с дочерью что-то не поделила. А ещё Малинин, Распутина... Ленон в оргиях учавствовал, наркотой увлекался... У каждого свои «темные» истории. Если зацепило что-то, нужно искать ответ в себе. Какие с мамой отношения и тд.

Беляева Валентина

Я свяжу тебе жизнь

Из пушистых мохеровых ниток.

Я свяжу тебе жизнь,

Не солгу ни единой петли.

Я свяжу тебе жизнь,

Где узором по полю молитвы-

Пожелания счастья

В лучах настоящей любви.

Я свяжу тебе жизнь

Из веселой меланжевой пряжи.

Я свяжу тебе жизнь

И потом от души подарю.

Где я нитки беру?

Никому никогда не признаюсь:

Чтоб связать тебе жизнь,

Я тайком распускаю свою.

искала ,нашла,тоже очень нравится

Ибрагим, старый араб,

с которым я путешествовал

(я шел, а он нес наш скарб)

по пустыне слов,

по пустыне веры в то,

что мы найдем воду без меры,

сказал:

- отныне и от сего места

начинается пустыня великая,

потому забудь те края

в которых ты пил вдоволь,

плавал кролем

в бассейне, что по соседству,

и пел голосом, с самого детства

лишенным поддержки слуха.

это и есть те издержки пути,

не теряй духа,

я тебе уже говорил,

через них придется пройти.

и мы шли.

мимо проплывали остовы кораблей -

верблюды - везли гашиш

и глотающих чай людей.

и мы так же, как эти остовы -

в пустыне два острова

песок носом копали и таяли,

вместе с надеждой на пристань.

одной черной ночью

черный, в белой одежде, Ибрагим

опустил свои светлые очи

и, посмотрев на меня

словно мать на дочерь,

спросил:

- зачем ты пошел со мною,

встав так рано, засветло,

ведь позже отходили два каравана

в которых тебя ждало тепло:

чая, женщин и гаши́ша,

на завтрак ел бы финики не спеша

и так не сегодня, завтра

был бы на том краю.

- но на что мне все это,

если сейчас, здесь я и так в раю?

завтра найдем воду

или песней устроим проводы

в другую жизнь. но я точно знаю

они - те, увидев, не узнают оазис,

а мы с тобой

даже если он неказист

насладимся водой.

вот уже три дня в городе

Ибрагим растворился в баре,

что на той стороне дороги,

а я на распутье -

не знаю куда свернуть,

чтоб не сбиться с пути

в этом болоте.

вам всем, тем кто знает, что делать дальше,

исколесившим свет, через земли Польши

и излетавшим мир через небо наше,

всем сделавшим ставку унцией фальши

на килограмм золотого счастья, где бы

вы ни были люди мои настоящие,

растущие телом из плодородной земли

и на суглинках ногами стоящие­

я скажу то, что давно говорит сердце:

верьте, вы только пожалуйста верьте себе,

не жалейте пропитой грусти,

не ищите прожитой жизни - она теперь

полетела по ветру весточкой,

как бывает летит дым от пламени –

не взвивается, но и не стелется,

не стремится, но устремляется

туда, где они встречают день после ночки

взглядом на горизонт ожидающим

вот она весточка от сына, от дочки

пусть скупая как смс, пусть как емейл не подтверждающая

твоим почерком подлинность заверений

помнить, любить и по весне вместе выйти в поле,

а когда за полночь – посидеть, вспомнить и выпить

за память, твоих близких (и уже далеких) людей.

этого дыма, этой весточки достаточно чтобы не взвыть

сквозь зубы от неизвестности, достаточно чтобы жить.

так и мы в миру друг за друга цепляемся -

ты моя плоть от плоти, кровь от крови родной человек

почему же в местах людных мы люди стараемся

не смотреть в глаза, в душу и в прожитый век.

пусть он прожит другим, на твои тридцать копеек разменных

тоже хватит всех этих бренных дней -

миллиардов секунд расплескавшихся пеной

и собранных кем-то под кожей между мышц и костей.

маша пишет письма своему сердцу:

чернила она варит из коры старого дерева

за которым приходится бегать ее мальцу

за полночь через кладбище; в это варево

она добавляет кровь (забили очередную овцу)

и скупые слезинки пролитые вновь по его отцу.

чернила получаются мутные, водянистые

письмена ее растекаются длинными, ветвистыми

эпитетами по бересте, но получаются пустыми

и немного ржавыми - чернила высыхая

оставляют пустое место и ржавые пятна местами.

уходят они в никуда, а точнее в топку,

от бересты занимаются и дрова, печь краснеет,

но холодное сердца ее она почему-то не греет.

почему, почему метет ветер ее чувства по двору

почему не смолкнуть бы соседскому шепотку-говору

почему косые взгляды строгим взглядом не выправить,

а дорогу матушку не задобрить, не выспросить

где они - отпечатки ли в пыли бренные

или косточки в земле лежат белые, бедные?

маша пишет письма своему сердцу

одно за другим - то улыбается, то сердится,

а сердце ее далеко, далеко на севере

за скованной льдом рекой, за лютой метелью стелется

и след его не отыскать никому, да и некому:

ей сил на это уже не хватает -

все уходят на письма и на эти страдания,

а другим до того и дела нет, лишь языком чесать.

но пока те деньки ее уходили вспять

след сам проявляться стал - подрастал мальчонка.

подрастал, да не вышел в отца к ее горести -

не тот нос, подбородок не тот у ребенка

и характером - слабый, слишком уж маменькин

хотя может подрастет еще, пока слишком маленький?

может и подрастет, может еще и выправится

да только ему это все уже вряд ли простится,

ну зачем он такой не похожий, балованный,

лучше был бы из памяти краденный, да ворованный.

маша пишет письма своему сердцу,

над двором кружат вороны, каркают, сердятся

ведь давно ее свет дневной уж не видывал -

в огороде давно лишь бурьян трава.

на старом дереве нет коры, синева ствола

как ножом бьет, да все по сердцу,

когда издалека, порой, ствол в глаза бросится.

а мальчонки ее уж и след простыл

убежал сынок, любимый, единственный - не простил.

сердце ее далеко было, теперь и еще далече

в доме темно - погасли свечи, время за полночь,

чернил сварить не из чего, чай подать некому.

маша не пишет письма своему сердцу,

маша плачет, в тиши старого дома скрипнет дверца -

притихнет, прислушается и опять навзрыд -

ей самой все поломано, разрушено и разбито,

но надежда еще есть, надежда еще теплится,

ведь там далеко их следы где-то стелются

и хотя их уже никому (да и некому) не отыскать,

может смилостивится путь, повернет их вспять.

Я стихи люблю. Разные. Из последнего, что понравилось.

Есть у весны конец одиночества -

солнце, люблю тебя каждую ночь!

Если не светишь ты - небо закончилось,

если включилось ты - все началось!

Я босиком выхожу в предрассветное

утро и счастье смеётся в груди:

Есть у души моей самое светлое,

самое светлое - ярче свети!

Все расцветает и все раскрывается;

я замираю и видится мне -

Все начинается, все начинается

просто открой свое сердце весне!

А, Астахова.